Естественно, в общих чертах я представлял себе, что он хочет мне показать: многоступенчатую твердотопливную ракету. Однако установленное на полигоне сооружение было значительно сложнее…
Оно напоминало сваренный из стальных труб остов самолетного крыла без обшивки, под которым на пилонах были подвешены две ракеты. Та, что располагалась ближе к концу крыла, была трехступенчатой, а та, что ближе к центроплану, — одноступенчатой.
— Мне как, сначала объяснить, что тут будет происходить, или сразу приступить к показу? — хитро прищурился Поморцев.
— Приступайте. Может, я прямо в процессе что-нибудь пойму, — кивнул я.
Зашипело, из сопла трехступенчатой ракеты вырвалось пламя, шипение сменилось скрежещущим воем… Я переводил взгляд с секундомера на ракету и обратно. На двадцатой секунде хлопнуло, вой на мгновение стих, но тут же снова возобновился, уже немного другого тона, а по земле закувыркалось два обгорелых обломка — остатки первой ступени. Вторая тоже проработала двадцать секунд, включилась третья. Но в конце ее жизни начались странные вещи — она еще не успела догореть, а одноступенчатая уже запустилась! Затем грохнуло что-то чрезвычайно похожее на выстрел, и кусок каркаса крыла вместе с погасшей последней ступенью полетел в сторону! Зато оставшаяся ракета продолжала работать. Наконец, через тридцать секунд она погасла…
Наступившая тишина показалась мне оглушительной.
Я действительно все уже понял. Не ограничившись идеей Циолковского о многоступенчатой ракете, Поморцев сделал половину крыла отстреливающейся — в конце полета вес ракетоплана уменьшался почти вдвое, и лишняя площадь только снижала скорость, причем значительно.
— Расчетная скорость в конце полета — сто восемьдесят метров в секунду, — буднично сообщил мне Поморцев. — И я надеюсь на вашу помощь в конструировании аэроплана. Миронов уже сказал мне, что лично он с трудом представляет себе аэродинамику такой машины и действующие на нее в полете силы.
— Помогу, конечно, — кивнул я. К началу войны эта штука явно не успеет, да и концу, скорее всего, тоже, но зато потом у нас появится настоящая крылатая ракета…
Это вам не какой-то паршивый баронский титул!
Вернувшись с полигона, я тут же схватился за карандаш. Итак, имеем задумку создать четырехмоторный ракетоплан — на стенде испытывалась его левая половинка. Моторы под крылом на пилонах, в фюзеляже система управления и взрывчатка. Чтобы оно меньше рыскало по курсу, движки должны быть поближе к оси… рисуем.
На внешних двигателях скорость будет чуть за четыреста, — значит, там крыло обычное, прямое. На внутренних — почти семьсот, делаем его с сильно скошенной передней кромкой. Получается нечто вроде крыла с изменяемой геометрией, только внешняя часть не убирается, а отстреливается. Все вроде хорошо, но…
Когда делался самолет-снаряд на основе «тузика», управляемость этого самого «тузика» была уже изучена досконально. Тут — даже приблизительного представления нет, то есть поначалу кому-то придется летать на такой штуке — нужен будет опытный образец с пилотской кабиной вместо автопилота и взрывчатки. Ох, грехи мои тяжки… Хотя в нашем мире Галлай испытывал похожую штуку и не гробанулся. Правда, это Галлай, многим другим так не повезло…
Аэродинамических труб с требуемой скоростью потока у нас нет. Пора начинать проектировать, а модель можно будет продуть и в нашем времени, в МАИ у меня много знакомых, получится быстро и недорого.
Однако остается проблема с летчиками… Даже если вдруг со мной случится приступ патологического героизма, самому испытывать эту хрень никак не получится — хоть удавись, но в мои почти шестьдесят это уже невозможно. Значит, придется выбрать из наших пилотов несколько самых лучших — другие по определению не годятся — и отправлять их в небо буквально на пороховой бочке. Будем надеяться, что хотя бы половина доживет до конца испытаний. Вот только…
Я снял трубку и попросил соединить меня с Поморцевым.
— Михаил Михайлович? Я тут уже набросал эскиз ракетоплана, не хотите посмотреть? И еще один вопрос есть, который лучше решить сразу и не по телефону.
— Этот вопрос, — сказал я после показа эскизов, — он вот какой. Степень срочности данного проекта и цена, которую мы готовы или не готовы платить за эту срочность…
Я взял сигарету, закурил и отошел к открытому окну, после чего продолжил:
— Поясняю. Можно сначала построить аэродинамическую трубу с должной скоростью потока. Потом долго испытывать там модели, по результатам испытаний Жуковский с учениками напишет теорию, по результатам применения этой теории мы сделаем новые модели, и в конце концов получим вполне работоспособное изделие. Только когда это будет — сложно сказать, боюсь, что никак не раньше чем через десять лет. Полностью сохранить все это в тайне не удастся, за границей тоже начнутся подобные работы, и это еще вопрос, кто успеет первым. Даже если это будем мы, зато они вполне могут начать придумывать какую-нибудь противоракетную защиту, что для нас будет немногим лучше.
Но есть и второй путь. Сделать минимальную теоретическую проработку, потом пару простеньких летающих моделек, а сразу после этого построить несколько опытных образцов с пилотской кабиной. И — вперед и вверх… Боюсь, что первый наверняка разобьется. У второго уже появятся шансы, у третьего они увеличатся, и так далее. Таким образом, мы сможем получить готовое изделие не через десять лет, а максимум через два. И надо решить — готовы ли мы платить за приоритет России в области реактивной авиации такую цену?
— Мы? — переспросил Поморцев.
— Именно мы. Пилоты — они готовы, были случаи убедиться. И если им скажут, что это необходимо, недостатка в добровольцах не будет. Но принимать решение-то нам и сейчас. А отправлять их в полеты придется вам, я в это время буду уже на Дальнем Востоке… вот и думайте. Мне, честно говоря, надоело вешать на свою совесть все встречающиеся проблемы, так что как вы скажете, так и будет.
Поморцев ушел, а я остался наедине со своей невеселой думой. Ведь только представить, сколько всего я уже не успел! И сколько еще не успею, даже иногда руки опускаются… Вот только показывать этого никому нельзя. Пожалуй, зря я так сегодня с Мих-Михом, нарушается цельный образ не знающего сомнений инженера Найденова… Или хрен с ним, с образом, пусть нарушается?
За окном темнело. Завтра наступит первый день лета — последнего лета перед войной.
ГЛАВА 23
«Вот и кончилась моя монополия на самолеты нормальной схемы», — подумал я, беря в руку папку с документами, только что срочно доставленную из Англии. Собственно, от Собакиной уже три месяца шли радиограммы об авральной постройке де Хэвилендом сразу малой серии бипланов-истребителей. Схему он поимел от немцев. В процессе работы над совместным проектом дирижабля-авиаматки они получили эскизы моих бипланят-недомерков, а буквально через неделю почти все КБ де Хэвиленда уже рисовало новый самолет. Я, конечно, и раньше подозревал, что хранить секреты тевтоны не умеют, но чтоб до такой степени… и с такой скоростью! Правда, был в этом и положительный момент — чертежи нашего двигателя Т-4 с доработанным редуктором тоже мгновенно оказались у Максима. Он внес некоторые изменения, по своему обыкновению чуть увеличил объем, что подняло мощность до двухсот сил, а вот редуктор, к вящей моей радости, не тронул. То есть при вертикальном маневре появлялся немалый риск выхода его из строя, а учитывая и повышенную мощность двигателя… В общем, мы с Густавом молодцы.
Но и де Хэвиленд тоже показал себя молодцом. Он сразу понял, что самолет на доставшихся ему эскизах ненормально маленький, и тут же пропорционально увеличил его почти в два раза. В результате получилось нечто весьма похожее на прототип, то есть поликарповский И-15 с тем же верхним крылом «чайка», только с квадратным носом, по форме соответствующим имеющемуся у англичан мотору. До сих пор я представлял себе эту машину только по радиограммам, но вот мне доставили полный отчет из Хитроу…